страница 38
Он не хотел,
а ты рыдаешь.
В тебе все краски мира,
жаль, не понимаешь.
Тебя окутывает легкий горностай
продрогло тело,
ум не жаль,
каблуком пронзая сталь,
он — смеется,
обгрызая вуаль.
Я бегу тебе на помощь
сквозь толпу,
кричу отчаявшись,
что они давно в изгнании.
Обмакнув в чернильнице перо,
сидит Пьеро, обратив взгляд в окно.
Горит свеча, освещая вокруг.
Рояля клавиши, тянут грустно.
Белое лицо,
кровавые томные губы,
суть его — далеко,
грусть — подавно.
Собирает где-то неспешно
текст и музыку вместе.
Интонации больно ранят,
Останавливаясь — заживляют.
Наш Пьеро — право вечен:
наделен им каждый встречный.
|
|
page 38
He didn’t want to, but you are sobbing.
Every color of the world is in you,
Too bad you don’t understand that.
Light ermine wraps you,
Your body chills,
There is no pity for mind
As piercing steel with a high-heel,
He laughs, gnawing the veil.
I run to your aid through the crowd,
Screaming desperately,
That they were exiled long ago.
Dipping a pen into the inkpot,
Pierrot sits, as he gazes at the window.
The candle burns, highlighting around.
The piano’s keys haul sadly.
White face,
Languid bloody lips.
The main point is so far,
And so much the more is sadness.
Somewhere deliberately puts
Text and music together.
Intonations painfully hurt,
Once they stop, they heal.
Our Pierrot is ageless:
Every one on the way is vested with him.
|
